by Raksha
“There's something cold and blank behind her smile, she's standing on an overpass in her miracle mile”- примерно так можно было описать этот вечер и меня в нём, как неотъемлемую часть пейзажа. Мэнсон пишет о наркотиках так, словно ему заплатили за рекламную компанию… очень хочется пойти и ширнуться чем-нибудь потяжелее.
Он опаздывал. Это было странно, и только поэтому я ещё не ушла в ближайший клуб отогревать замёрзшие ноги.
Одета я тот вечер была так, что здорово помогла бы в составлении словесного портрета в полиции. Если бы совершила какое-нибудь противозаконное деяние, разумеется. А, чёрт возьми, как хочется это самое совершить-то…
Так вот, о чём это я? О собственной одежде. Вязаное зелёное платье с высоким мягким воротником, тёмные туфли на плоской подошве и зелёные чулки. Прибавьте соответствующий макияж, уже растрёпанную копну рыжих волос и убийственно мрачный взгляд – и получите примерно ту же картину, что ждала моего старого приятеля.
- Юсси, мать твою, - ласково приветствовала я его. – Долго жить ты не будешь, но богатым за это время побыть успеешь! Не узнала и не ждала уже… что так долго?
Он что-то промямлил, оглядываясь назад и окончательно сникая.
Сзади стояла машина.
В машине, вероятно, кто-то сидел.
Над местом действия опустилась завеса тайны в виде тонированного стекла «Рено».
- Кто? – решив не ругать его, спросила я. И незаметно кивнула на машину.
- Сволочь, - пробормотал он и поспешил мимо меня в клуб.
Самое содержательное определение незнакомому человеку, которое мне когда-либо доводилось слышать… стоит, пожалуй, даже подождать.
Сначала приоткрылось стекло – на пару сантиметров. На воздух выполз плотный пласт табачного дыма, задумчиво рассосался под свежим ветерком. Вслед за дымом вылетел тлеющий окурок, зашипел в осенней луже.
Мягкий щелчок, медленное театральное вынесение ноги в проём открытой дверцы. Промахнулся(лась?) мимо сухого асфальта, плюхнул(а?) кроссовку в грязную лужу. Ноль реакции, дело, мол, привычное.
Он (теперь разглядела) стоял, слегка покачиваясь, философски ожидая, пока вокруг не рассеется завеса никотинового дыма. Тощий, длинный, в меру пьяный. Руки в карманах пиджака, старые нестиранные джинсы (и где такие узкие нашёл, у нас вроде на дистрофиков не шьют специально?) висят мешком на трогательно-костылеобразных ножках. Светлые прозрачные глаза бутылочного цвета, длинное жёлтое лицо, в профиль чуть курносый нос. Красный.
Из-под шапки спутанными прядями висят грязные тёмные волосы.
Сволочь деятельно жевала жвачку, изредка причавкивая. Подождав какое-то определённое количество времени, качнулась и пошла в клуб. По дороге покосилась на меня, скорчила на выразительном лице рожу ценителя прекрасного и смачно выплюнула жвачку в сторону.
М-да.
Что-то заставило меня подойти к «Рено» и заглянуть в открытую дверцу. На заднем сидении смутно виднелись очертания знакомой необъятной фигуры Микки. Он уныло ковырялся палочками в пакете с суши и время от времени вслух начинал бредить биг-маком.
- Сволочь? – как пароль, спросила я, включая свет.
- Угу, - грустно вздохнул Микка, выловив из пакета какую-то пакость и с ненавистью её рассматривая. – Ещё какая.
- Я в клуб, - на всякий случай предупредила я, уже удаляясь. Просто решила оставить несчастного наедине с его трудностями.
Первым, что я увидела в клубе, была крохотная сцена напротив входа. Там кто-то то ли раздевался, то ли пел, то ли всё вместе.
Сволочь, заметно повеселевшая, дружески хлопала по плечу вешалку-манекен и улыбалась Юсси. Тот сидел, опустив очи горе (в стакан с чем-то, явно не смахивавшим на пепси) и бурчал что-то себе под нос. Это было главным признаком его глубокого душевного волнения – обычно он довольно молчалив и любит нагонять тумана на свой настрой.
- Кто это? – подойдя к стойке, спросила я у бармена. И незаметно кивнула в сторону сволочи.
Бармен выразительно покрутил пальцем у виска и плеснул мне какой-то отравы за счёт заведения. Для прочистки явно помутившихся мозгов.
- Неплохая шутка, у нас ещё может пройти…
- Я серьёзно. Кто это?
На этот раз он поверил. Вздохнул, пожал плечами.
- Вилле.
- И?
- Вилле Вало, - терпеливо добавил он.
- Мне это должно что-нибудь говорить? – это было сказано практически вежливо… во избежание какой-нибудь резкой реакции.
Бармен пожал плечами тем жестом, с каким психиатры отказываются диагностировать сложнейшие случаи своей практики, и отошёл к другому клиенту.
Итак, имя сволочи мне известно, но, честное слово, именно характеристика Юсси идёт ему гораздо больше чего бы то ни было. Я обернулась. Сволочь Вилле делала какие-то донельзя прозрачные намёки девчонке в донельзя прозрачном перламутровом неглиже. Девчонка смеялась, откидывая назад голову, переутяжелённую несоразмерным шиньоном, и демонстрируя гораздо больше, чем стриптизёрша на сцене. Сволочь Вилле нервно сглатывала, жадным взглядом сопровождая каждый такой приступ смеха. Рядом сидел Юсси и с нескрываемым любопытством ждал, когда же тонкая шейка девчонки сломается под тяжестью чужих волос.
Мне вдруг захотелось подойти и поболтать с бедным Юсси. Что я и начала осуществлять, пробираясь сквозь толпу.
- Привет, - ляпнула я, осторожно обходя огромный шиньон, трясущийся, как жертва казни через электрический стул. Первым отреагировал не Юсси.
- Привет, - хлопая по карманам с видом человека, забывшего дома паспорт перед таможенным осмотром. И откровенно пялясь на меня, как будто я принесла ему шампанского со льдом в постель и осталась в качестве грелки. И ещё страшно кашляя в кулак.
Мне вдруг захотелось бросить бедного Юсси и пожалеть бедного Вилле. Шиньон повёл чашеобразными очами и остановил их на мне. Ощущение было не из приятных – как будто на тебя смотрят дула танковых орудий. Но я достала из кармана противотанковую гранату – портсигар – и протянула сволочи Вилле. Тот благодарно схватился за него, как Ди Каприо – за резную дверь в безбрежном Атлантическом океане. Выудил длинными пальцами сигарету, чиркнул спичкой и с блаженным вздохом выпустил хорошенький паровозный клуб дыма.
Шиньон увеличила диаметр глаз примерно до размера блюдец под прежние чашки. Взмахнула ресницами, которые наверняка пришлось зарегистрировать в участке как новый вид холодного оружия. И выпятила свои верхние 90 см.
Сволочь Вилле, для проформы ещё покашляв, изобразила на лице умильное выражение и сказала мне:
- Спасибо, лапушка, - потом протянула руку. - Вилле.
- Диана, - улыбнулась я, энергично встряхивая его щуплую конечность.
Рукав пиджака чуть сдвинулся, на молочно-белой коже обнаружился симпатичный орнамент. Я, немного забывшись (коллекционирую редкие татуировки), начала закатывать ему манжет. Сволочь Вилле, для начала благовоспитанно удивившись, расслабленно откинулась на спинку стула, предоставив конечность целиком в моё распоряжение.
Видимо, татуировка шла по всей руке, потому как до её конца я так и не добралась, а чтобы увидеть, что творится у него на плече, нужно было, как минимум, снять с него пиджак. Это в мои планы не входило, тем более шиньон уже цеплялся когтями за край столика и выкатывал глаза на совсем уже неприличный диаметр.
Я покинула их, напоследок улыбнувшись татуированной сволочи и получив в ответ ленивую очередь из прозрачно-зелёных пулемётов. Надо сказать, меня задело – я шла ещё некоторое время по инерции, пока не упёрлась в край сцены. Юсси осуждающе посмотрел на меня, и мне стало стыдно. Я опустила голову и с повинной вернулась к нему, на ходу лихорадочно выдумывая тему для разговора.
Мы мило поболтали о его семье, о планах на будущее. Что удивительно, имя сволочи буквально не сходило у него с языка, мелькая тут и там в повествуемых событиях прошлого, настоящего и обозримого будущего. Это уже начало несколько меня раздражать… разумеется, в основном из-за того, что сволочь, как и всякий человек, на имя реагировала адекватно – поворачивала голову и автоматически улыбалась.
В жизни не видела ничего отвратительнее, чем его сонная, самоуверенная автопилотируемая улыбка.
Шиньон достало трястись в одиночестве, и она, ещё раз гордо тряхнув напоследок всем движимым имуществом, сгинула в толпе танцующих. Сволочь Вилле без сожаления проводила её взглядом пресыщенного сибарита.
Как назло, именно в этот момент Юсси снова произнёс его имя.
Реакция была мгновенной. Сволочь повернулась к нам, на её лице была написана готовность докучать хоть кому-то до конца этого вечера. Я не хуже шиньона проделала манипуляцию глазами (правда, не вытаращила, а возвела их под потолок) и одними губами произнесла по слогам длиннющее шведское ругательство.
Вилле кокетливо сморщил носик и прищурил большие светлые глаза, пытаясь разобрать произнесённое. Не вышло, хотя основной смысл, я думаю, был понятен и без слов…
- Хотите, расскажу историю? – милостиво предложила сволочь. Видимо, сегодня он как никогда был расположен терроризировать окружающих своим благодушием.
Юсси обречённо пожал плечами, но я сдаваться не собиралась. Как выяснилось впоследствии, сволочь меньше всего интересовало то, что собирались или не собирались сделать все окружающие.
Он, глупо прихихикивая, поведал нам крайне запутанную повесть своих приключений в женском туалете «Тавастии». Историю из серии «сам шучу – сам смеюсь». Опять же, как оказалось впоследствии, большинство устных шедевров Вилле отличались редкой занудностью.
Пребывая по причине всего произошедшего в состоянии крайнего раздражения, я отвернулась и начала с остервенением глушить злость большими глотками коктейля. Сволочь замерла в паузе где-то на середине истории, откашлялась и с удивлением воззрилась на меня огромными, чуточку косящими от количества выпитого, глазами. Я улыбнулась. Честное слово, когда его не слушаешь, а просто отвлечённо следишь за мимикой и жестами, он кажется очень милым. И очень пьяным.
Где-то около полуночи в клуб с грохотом ворвался Микка, процитировал бармену половину меню и кинулся обратно к выходу. Откуда втащил упирающегося субъекта в невероятном головном уборе. Язык не поворачивался назвать это недоразумение шапкой. Как впрочем, и каким-либо другим цивилизованным наименованием.
К моему огромному сожалению, субъект стянул головной убор буквально после первых же двух шагов, поэтому рассмотреть как следует это чудо природы мне не удалось. Зато под ним оказалась довольно интересная причёска… а-ля «мама, разбуди меня в четыре».
Микка представил субъекта как Миже (исключительно мне, из чего я сделала вывод, что все остальные его отлично знают) и бросил его посреди клуба, сосредоточив всё своё внимание на выставленной вдоль бара батарее бутылок и тарелок с закусками.
Сволочь Вилле недовольно забурчала, прокладывая острыми локтями дорогу поближе к стойке. Вскоре он навёл там относительный порядок, забрал себе самую большую тарелку с сухариками и водрузил своё бренное тело на стул у бара.
Потом сидел, лениво хрустя гренками, и, прищурившись, осматривал свои законные владения. В этот момент ему очень не хватало короны на голове.
- Через полчаса уходим, - командным голосом известил он, откидывая назад голову и рассматривая бар вверх тормашками. На длинной шее чуть билась артерия, и лениво шевелился кадык.
Все отреагировали лёгкими возгласами неудовольствия, но этот приказ даже не обсуждался. Через полчаса – значит, через полчаса. В конце концов, а что здесь можно делать дольше?..
«Есть определённая доза алкоголя, приняв которую, человек получает отравление и умирает» – это из брошюры о вреде спиртного. Откуда я знаю? Да прочитала вот… висела эта познавательная макулатура на двери номера Вилле (достоверное происхождение сего реликта неизвестно, но ходили слухи, что ребятам это подарил сам менеджер гостиницы... так сказать, "во избежание").
Поскольку утром я всё-таки пришла навестить Юсси в гостиницу, все остальные ребята (их было четверо, последнего – худого и лохматого симпатичного парня с дредами – мне представили как Линде) слёзно умолили меня зайти в этот номер и разбудить «зверя». С похмелья голова у сволочи была тяжёлая, голос хриплый и громкий, а интеллект – сугубо на уровне инстинктов. Поэтому боялись они его, как я поняла, до жути. И вечно посылали кого-нибудь будить ЭТО после пьянки.
Напутствуемая утешительными комментариями и советами («Если он бросится на тебя с кулаками или начнёт швыряться чем-нибудь, ни в коем случае не уворачивайся, стой на месте, он всегда промахивается», «Ни за что не сдёргивай с него одеяло, он вцепится в него, как мартышка, и больно брякнется об пол…»), я осторожно открыла дверь.
Он спал, как ангелочек, - завернувшись по уши в одеяло и причмокивая губами. Творившийся вокруг бедлам разбудил во мне ностальгические воспоминания о давно ушедшем школьном детстве. Именно так нам описывали последствия нашествия хана Мамая на Волжскую Булгарию и на Русь.
Я подошла поближе и тихонько позвала:
- Вилле…
